Продолжу о
Крымском походе и всех связанных с ним перипетиях и историях. В одном из
предыдущих постов я упоминал о бунте Григория Самойловича и его казни. Для
начала, как всегда, немного истории.
Итак, на
военном совете в лагере на реке Карачокрак 27 (17) июня состоялся военный
совет, на котором союзное командование решило прекратить дальнейший поход на
Крым и вернуться обратно в местности, где будет достаточно конских кормов и
воды. Для прикрытия отхода армии и для «промыслу
над городами сухим и водным путем» вниз по Днепру к Каменному Затону было
решено отправить корпус под командованием окольничего Леонтия Романовича
Неплюева. В его состав вошли его Севский полк (ок. 8 тыс. чел.), а также
малороссийские казаки под командованием сына гетмана черниговского полковника
Григория Ивановича Самойловича (ок. 20 тыс. чел.): Черниговский, Переяславский,
Миргородский и Прилукский городовые полки, сердюки Яворского и Герасимового и
кумпанейские полки Новицкого и Пашковского. Также под команду Неплюева должен
был поступить отряд генерала Косагова (ок. 6 тыс. чел.), с лета 1686 стоявший
лагерем в Каменном Затоне.
Войска
Неплюева 28 июля перешли на левый берег Карачокрака, и двинулись к Каменному
Затону по полностью выжженной степи. И люди и лошади страдали от жары и
нехватки конских кормов, но тем не менее, в начале июля Неплюев прибыл в лагерь
Косагова. Дав своим людям несколько дней отдыха, 12 (2) июля он начал переправу
по «никитинской переправе» (пороги, находившиеся в районе современных Никополя
и Каменки-Днепровской) на правый берег Днепра. Тем временем крымский хан,
стоявший в середине июля июня со своими войсками у Колончака узнал от своих
разведывательных партий, что русские войска разъединились, и часть из них
находится у Каменного Затона и занимается переправой через Днепр. Селим-Гирей
решил немедленно воспользоваться разделением войск противника, и атаковать
корпус Неплюева у порогов. Часть своих сил он переправил у Казыкерменя на
правый берег Днепра, а сам с основными силами 15 (5) июля подошел к Каменному
Затону. К этому моменту основные силы Неплюева и казаки Самойловича уже
завершили переправу и стояли в укрепленном лагере на другом берегу, а на левом
оставались лишь Косагов с 5 солдатскими полками, часть обоза и лошадей. Основной
удар татар пришелся на Косагова, и им удалось захватить часть табунов и обоза,
но атака на сам лагерь была отбита. Тем временем на левый берег Днепра
переправился сам Неплюев с частью конницы, и отбросил татар, отбив часть
трофеев. На следующий
день татарские разъезды появились и на правом берегу, но атаковать таборы
Неплюева и Самойловича не решились, ограничившись нападениями на фуражиров и
отгоном нескольких небольших табунов лошадей, пасшихся около лагеря. Неплюев,
со своей стороны, решил отказаться от продолжения похода к Казыкерменю,
укрепившись в лагерях на обеих сторонах Днепра. Из-за опасения татарского
нападения было решено отказаться от выпаса лошадей в степи, и союзные войска
фактически оказались в блокаде, что уже очень скоро привело к нехватке конских
кормов.
В общем, в
конце июля союзники сидели в трех укрепленных лагерях, и никуда особо не
выходили: Косагов на левом берегу Днепра у Каменного Затона, Неплюев с
севчанами на правом в районе Никитинской переправы (где-то в районе
современного Никополя), а Самойлович с казаками – чуть выше Неплюева по течению
в районе впадения реки
Токмаковка в Днепр (район современного города Марганец). В это время на
Коломаке 2 августа (23 июля) происходит арест и смещение отца Григория, гетмана Ивана
Самойловича. Голицын и заговорщики из числа казачьей старшины постарались
сделать это максимально тихо, и заранее блокировали казачий лагерь конными
разъездами, чтобы избежать утечки информации. В тот же день к Неплюеву
посылается гонец с приказом арестовать Григория Самойловича. Но одному из
верных Самойловичам казаков удается выскользнуть из охраняемого лагеря и
добраться до Григория быстрее официального гонца. Тот очень быстро понимает,
что опасность нависла и над ним самим, и в тот же день 9 августа отдает приказ
казачьему войску немедленно сниматься с лагеря и идти правым берегом Днепра
вверх к Кодаку. Сложно сказать, на что в тот момент надеялся Григорий,
маловероятно, что он всерьез надеялся начать новую серию «казачьих шатаний» на
Украине и силой побороться за восстановление своего отца. Скорее всего это было
некое импульсивное решение. Неплюев с русскими войсками стоял отдельным лагерем
в нескольких десятках километров и помешать уходу казаков не успел, но 10
августа утром бросился в погоню со своей кавалерией и слободскими казаками.
Тем
временем Самойлович двигался по правому берегу Днепра вверх к Кодаку, но 12 (2)
августа был вынужден встать лагерем на реке Суре из-за начавшихся среди казаков
волнений. К этому моменту пришли вести об избрании новым гетманом 4 августа (25
июля) Ивана Степановича Мазепы, и значительная часть казаков отказалась
поддержать мятеж, и выступила за подчинение новому гетману и царским воеводам.
Полковники кумпанейских полков Илья Новицкий и Григорий Пашковский даже вывели
свои полки из казацкого лагеря в поле, а Новицкий кроме этого также отправил 13
(3) августа письмо Неплюеву с просьбой прибыть как можно скорее, пока среди
казаков не началось кровопролитие. Полковники обоих сердюцких полков, Герасим
Василевич и Стефан Яворский, наоборот, поддержали Самойловича, и соорудили
земляной вал вокруг своего табора, где укрылся сын гетмана. Днем 14 (4)
августа, когда авангард Неплюева (сумские казаки Кондратьева) подошел к
казацкому лагерю, оба кумпанейских полка и часть городовых казаков во главе с
миргородским полковником Даниилом Апостолом поспешили присоединиться к русским.
Среди оставшихся в лагере казаков начались волнения. Большинство из них отказалось
вступать в бой с русскими, и окружило шатер Григория, требую выдать его и его
ближайшее окружение Неплюеву. В ходе этих волнений бунтующими казаками был убит
прилуцкий полковник Лазарь Горленко, которого заживо сожгли в печи. Понимая
бесполезность сопротивления, Григорий Самойлович согласился сдаться, и был
немедленно арестован вместе с переяславским полковником Леонтием Полуботком и
Федором Сулимой. Свое поведение Самойлович впоследствии объяснял тем, что
боялся взбунтовавшихся казаков, которые угрожали убить его самого и его
приближенных, поэтому бежал к Кодаку и встал там укрепленным лагерем. После
ареста Григория Самойловича новым наказным гетманом был назначен показавший
свою лояльность Апостол, который поспешил увести казачьи войска обратно на
Гетманщину, и побыстрее отпустить их со службы, опасаясь дальнейших волнений.
Казаки поднялись вверх по течению Днепра до Переволочной, где перешли на левый
берег и были распущены по домам.
Сам
Григорий Самойлович был доставлен в Севск, где был обвинен «в воровских, затейных и непристойных словах
и изменах», и после недолгого следствия казнен 21 ноября 1687 г. При этом
его жене была сохранена свобода, возвращена часть имущества и 200 руб. денег. В
чем конкретно был обвинен Самойлович – сказать довольно сложно. Несмотря на то,
что к нему и к Герасиму Василевичу (также проходит в ряде источников как
Григорий Васильев) были применены пытки, обвинение было сформулировано лишь в
самых общих словах без каких-либо конкретных фактов. По существу вся вина Григория
Самойловича была в эмоциональной попытке как-то противостоять смещению отца и
аресту всей семьи, но реакция российского правительства на этот бунт была предельно
решительная и жесткая. У всех в памяти были бесконечные казачьи шатания
1650-70х с постоянными мятежами и сменами гетманов, и допустить повторения тех
событий правительство просто не могло. Поэтому необходимо было как можно скорее
дать всей Гетманщине четкий сигнал, что, во-первых, царская власть нисколько не
ослабла и все находится под контролем, и, во-вторых, что любые попытки
возвращения к прежней вольнице будут решительно и быстро пресекаться. И
Григорий Самойлович был как раз тем сигналом, который показал, что колебаться теперь
можно только в рамках разрешенных амплитуд.
Комментариев нет:
Отправить комментарий